"Месяц в деревне", Театр-Театр, Пермь
Екатерина, расскажите, каким образом складывалась совместная работа с Борисом Леонидовичем?
Екатерина Никитина: Я надеюсь, что я соавтор, потому что основная мысль по решению пространства была сочинена мной. Потом в диалоге она постепенно корректировалась и приняла форму, которую можно увидеть сейчас в спектакле.
А как родилась идея по художественному оформлению спектакля?
Борис Мильграм: Я сейчас вам расскажу. У меня большой опыт работы с художниками, и с очень разными. Есть блистательные художники, которые потрясающе оформляют твой замысел, идут за режиссером, а есть художники другие: те, которые приносят решения. Катя принесла решение. Поэтому с ней опасно работать дальше, но интересно.
Екатерина: Решение для «Месяца в деревне» родилось довольно быстро, хотя сначала я сомневалась в этом материале, но потом все же присвоила его себе немного. Я делилась с Борисом Леонидовичем, что нашла в этом произведении очень много смешного, я не ожидала, что это может быть так смешно.
И вот вы придумала оранжерею... Но почему именно оранжерея? Что она олицетворяет в спектакле «Месяц в деревне»?
Екатерина: Я сначала стала думать о том, как я себя чувствую, когда влюблена, и как воспринимаю в этом состоянии людей вокруг. Помните, у Феллини есть сцена в бане, когда из большого-большого дымного пространства неожиданно проявляются лица, а потом снова уходят. И я подумала, что состояние влюбленности – это что-то такое, когда все твое внимание, весь твой интерес фиксируется только на одном объекте. При этом все остальные люди, ситуации могут иногда выехать вперед, что-то может на время прояснится, но все равно все это на втором плане и всегда нечеткое. Влюбленность – это же на самом деле острый момент с очень сильной фиксацией на предмете обожания. И поэтому я думала о какой-то размытости, дымке… Изначально планировалось эту трубу (оранжерею) наполнять дымом, но в итоге пластик, из которого изготовлена оранжерея, благодаря своей фактуре сам создает тот эффект, ради которого планировали использовать дыма.
Борис: И это решение сразу все определило. Оно совпало с тем, что мне было необходимо для этой истории. А в этой истории все очень просто: я просто от всех персонажей, кроме главных героев, или совсем избавился, или увел их в оранжерею. (Смеется.)
Екатерина, а случалось ли так, что не режиссер, а именно вы являлись инициатором какого-то проекта, постановки?
Екатерина: Да. Был у меня такой случай. Я однажды пришла к Андрею Анатольевичу Могучему и принесла ему огромную папку с уже готовым проектом. Он был несколько смущен моей инициативой, но при этом сказал, что ему это очень интересно и что он впервые сталкивается с тем, чтобы художник предлагал уже готовый вариант. Но дальше этого ничего не пошло.
Но вы по-прежнему хотите реализовать этот проект?
Екатерина: Очень хочу! Этот проект мне очень дорог. И если кто-то из режиссеров захочет поставить «Воццека» я готова, ищите меня в социальных сетях. (Смеется.)
Екатерина, можете ли вы назвать нам книги или фильмы, которые значительно поменяли вашу судьбу или мировоззрение?
Екатерина: Первая книга, которую я себе купила самостоятельно в 12 или 13 лет – это альбом Мунка. И, возможно, каким-то образом он продолжает на меня влиять. А из фильмов много, конечно, не могу сказать, что есть какой-то один фильм. Очень много прекрасных режиссеров. Может быть, наиболее сильное впечатление на меня произвели фильмы Ульриха Зайдля. Он несколько развернул мое мировоззрение в отношении театра и кино, немного раздвинул границы, и именно за это ему спасибо.
Какое у вас любимое направление в живописи или, может быть, любимая картина?
Екатерина: Из тех живописных работ, которые я видела, меня наверно наиболее впечатлили пейзажи Шиле в музее Леопольда. Для меня было неожиданностью и большим откровением увидеть его пейзажи, потому что Шиле больше знают, конечно, по другим работам, а его пейзажи – это действительно что-то очень-очень тонкое. Неожиданно тонкое. Поэтому, может быть, это мое самое яркое впечатление от живописи.
А как вы пришли к тому, что хотите работать в театре?
Екатерина: У меня первое образование живописное. Потом я решила учиться в Санкт-Петербурге, переехала и стала выбирать вузы. Я случайно забрела в Театральную академию, там был обход у мастера, к которому я в итоге поступила. И я поняла, что это единственный обход, который мне был интересен. То, что я увидела там, было совсем по-другому, чем я умею, по-другому, чем я где-то видела и как-то совершенно самобытно. Пожалуй, этот обход был решающей точкой в выборе того, куда я собираюсь двигаться дальше.
А вы думали о том, чтобы попробовать себя в таких сферах, как режиссура или актерское мастерство?
Екатерина: Нет, актерское мастерство точно нет. Я испытываю уважение к такому режиссеру, как Кристиан Люпа, он преподает режиссуру в Кракове, у меня были мысли поехать поступать к нему, но они достаточно быстро прошли по разным причинам. С режиссурой все-таки нет. Но при этом я надоедаю режиссерам со своими предложениями, поэтому, видимо, Борис Леонидович опасается со мной работать (Смеется.)
Борис Леонидович уже отвечал нам, что считает себя счастливым. А вы, Екатерина, считаете себя счастливым человеком?
Екатерина: Я – нет. Конечно, у меня бывают периоды счастья, но сказать, что я перманентно счастливый человек, нельзя. Для меня счастье – это маленький миг, после которого ты находишься в режиме ожидания.
