Мигель

В своих интервью вы рассказывали, как познакомились с иммерсивным театром в Нью-Йорке и упомянули, что смотрели «Sleep no more» восемь раз. Расскажите, что на ваш взгляд привлекает зрителя в иммерсивном театре и заставляет его возвращаться снова и снова?

Для меня иммерсивный театр это единственный театральный жанр, который не принуждает зрителя смотреть, а предлагает поучаствовать. Зритель возвращается потому, что, даже посмотрев какую-то одну историю, он может увидеть ее с другой стороны.

В какой момент захотелось сменить специальность с артиста мюзикла на театрального режиссера?

Наверное, лет в шестнадцать. Я начал придумывать первые постановки, еще когда работал в мюзикле «Метро». Меня привлекала возможность творить, рассказывать интересные истории, используя в качестве инструмента чужое тело.

А театр?

Театр для меня – это эксперимент. Сначала я просто хотел поделиться с друзьям эмоциями от поразившего меня иммерсивного театра. Даже возникла идея купить билеты в Нью-Йорк и просто отвезти их всех туда, чтобы вместе посмотреть "Sleep no more".
Но стремления уйти в новую стезю у меня никогда не было. Даже не знаю, как я решился на этот эксперимент, как я втянул в него столько людей и каким образом все это получилось. Точнее, я знаю «как», но не понимаю, когда именно произошел сдвиг. В любом случае, это был кайфовый момент!

Спектакль «Вернувшиеся» создавали сразу три режиссера: вы, Мия Занетти и Виктор Карина. Как вы разделили обязанности?

Изначально я отвечал за хореографию. После того, как ребята уехали, я занял место главного режиссера и стал заниматься и другими составляющими постановки тоже. То есть обычная режиссерская работа.

Что в спектакле решается через хореографию?

Мне кажется, иммерсивный театр вообще очень сложно соприкасается с текстом. Сам формат предполагает скорее физическое взаимодействие, поскольку пластические элементы более доступны для восприятия. Зрители попадают в разные ситуации, эти эпизоды перемешиваются у них в голове и в этих условиях языком танца гораздо проще объяснить суть. Мне было важно сделать спектакль понятным всем людям. В хореографию прежде всего я закладывал язык, с помощью которого мы объясняем зрителю, что происходит в доме Алвингов.
Каждый раз, приступая к постановке танца, я понимал, что именно хореографическая составляющая помогает зрителю выработать отношение к героям и событиям. По сути танец это отдельный сложный спектакль внутри того, что придумали Мия Занетти и Виктор Карина.
В итоге «Вернувшиеся» стали поворотными в моем творчестве. Я начал иными путями искать самую правильную и подходящую хореографическую форму, которая объяснит человеку все действие – от начала и до конца. Даже, если форма полностью вырвана из контекста, она при этом должна оставаться цельной и понятной.

Тогда интересно поговорить о музыке, которая поддерживает хореографию. Как проходила ваша работа с композитором? Какие задачи у него были?

Их был много. Изначально мы основывались на уже готовой музыке, поскольку сроки нас сильно поджимали и на тот момент главное было, чтобы музыка попадала в наше настроение. Мы старались создать определенную атмосферу, которая бы погружала зрителя в спектакль, но при этом не мешала бы ему. По-моему, удалось.
Композитору повезло, что у меня есть музыкальное образование и я много времени проводил в студии, вникая в процесс. До этого никто из нас не работал с музыкальным материалом, предназначенным одновременно для такого большого пространства. Синхронизация между фрагментами сложная, приходится сочетать несочетаемое – в разных комнатах, при открытых дверях. Зритель должен одновременно слышать, что говорят находящиеся перед ним актеры, и еще какой-то звук из другого места, где сейчас что-то произойдет. Двенадцать зон с индивидуальным саундтреками – это непростая работа для звукорежиссера. Сделали мы ее за месяц, хотя потом, конечно, дорабатывали.

Музыка служит для актеров неким ориентиром? 

Да, это определенный ориентир, особенно для людей играющих сотый спектакль. Но двигаются они не по музыке, в особняке все иначе устроено.

А как вы нашли особняк в Дашковом переулке? И в целом какими особенностями должно обладать помещение для иммерсионного спектакля?

В первую очередь, нужна интересная логистика. Либо ты все делаешь сам, как сделали в «Sleep no more», либо ты подбираешь подходящие здание. Мы осмотрели очень много особняков в Москве, но когда попали в этот, то сразу поняли: вот то, что нам нужно. Хотя тогда мы увидели только банк с гипсокартонными стенами, что из него получится в итоге, было невозможно представить. Но, слава богу, наши дизайнеры сразу поняли и почувствовали это место.
Важно, чтобы зритель не запоминал собственный путь в пространстве спектакля, чтобы он не понимал, откуда пришел, и не создавал себе алгоритм действий и перемещений. Он должен удивляться, переходя в новую локацию, должен каждый раз находить что-то новое. Это клевое детское чувство – такое, какое испытываешь, найдя тайник или секретную комнату. Должна быть куча маленьких секретов.

У вас есть любимая комната в особняке?

Комната Хелен Алвинг. Это большая красная комната с ванной на втором этаже. Зрители не всегда ее находят: она находится в небольшом закоулке, и часть зрителей, увидев кабинет Алвинга, забывает, что можно повернуть еще раза.

Почему именно эта комната?

Меня завораживает начало спектакля – то, как Хелен выходит из спальни, как появляется вторая Хелен, как они гримируются за столом, как они вдвоем по-разному рассказывают одну историю. Когда я смотрю «Вернувшихся», то сначала всегда прихожу сюда, на первую сцену, и с этого начинается мой спектакль.

В спектакле очень много предметов, которые зрители могут потрогать, взять в руки. Какое значение имеет предмет в иммерсивном театре?

Главное. Важно, чтобы вы могли ощущать спектакль всеми органами чувств. Мы же прячем так много секретов в этом шкафу, неужели мы зря работали? Написано столько писем, расставлено столько разных безделушек, которые имеют отношение к персонажам и могут рассказать их историю. Будьте активны! Трогайте! Не забирайте с собой, но трогайте все. Изучайте!

Вы предлагает зрителю очень много свободы, а бывает ли что они злоупотребляют ею?

Конечно.

Есть ли в спектакле рычаги позволяющие сдерживать зрителя?

Это рычаги техники, которой обладают актеры. Важная задача для актера – убедить зрителей в том, что те полностью свободны. На самом деле зрители находятся под постоянным контролем актеров. Актер ведет зрителя в спектакле, но при этом оставляет ему иллюзию свободы.

Случалось ли, что актеры теряли контроль?

Над собой или над зрителем?

И так, и так.

Бывало, конечно. Это абсолютно нормальные вещи, учитывая сложность жанра. В премьерном раже актеры даже не замечали, что такое происходило. Но для того, чтобы научиться контролировать спектакль, и были нужны наши бесконечные репетиции и ночевки в особняке. Сейчас, мне кажется, это уже превратилось в развлечение для актеров. У них появилась собственная игра внутри спектакля: они отпускают зрителя и снова берут контроль над ним. Им нравится то, как они снова и снова входят в правильное состояние и цепляют зрителя на крючок.

Какими умениями должен обладать актер в иммерсивном театре?

Ты должен быть невероятно трудолюбив, потому что у тебя нет никакой возможности обмануть зрителя. К сожалению. И ты должен быть невероятно вынослив физически, потому что нет кулис. Актер входит в спектакль с первым зрителем и уходит с последним. Деться некуда, нет ни одной потайной комнаты, ни одного шкафа, где можно запереться, прийти в себя и снова войти в роль. Поэтому требуются выдержка, физическая и моральная сила.

А зритель? Какими качествами должен обладать он?

Открытое сердце. Мне кажется, вообще любой спектакль можно и нужно воспринимать с открытым сердцем.

Вы упомянули, что «Вернувшиеся» стали поворотным моментом в вашем творчестве. Как именно вас изменила работа над этим спектаклем?

Сложный вопрос, и на него долго отвечать. На самом деле у меня изменилось абсолютно все. Я полностью поменял отношение к бизнесу, к дружбе, к отношениям, к работе, к творчеству. Прежде всего, к творчеству. Мне «Вернувшиеся» дали свободу мысли, самовыражения, решительность. Я перестал задумываться о том, как что-то сделать. И я очень благодарен «Вернувшимся» за это ощущение.

Исчерпан ли для вас формат иммерсивного театра? Или есть еще открытия, которые можно в нем совершить?

Есть. Мы полностью разобрались с актерским мастерством и актерским существованием в иммерсивном театре. Теперь я думаю о том, какие технологии можно сюда внедрить, чтобы они ни в коем случае не испортили атмосферу спектакля, но дополнили действие новой магией. Мне интересно поставить именно высокотехнологичный иммерсивный спектакль.
Одну идею я хотел использовать уже в «Близких». Знаете колонки направленного действия? Теперь представьте: вы стоите в толпе, а над вами весит такая колонка и вдруг вам на ухо кто-то щепчит, вы не понимаете, что происходит, и вы единственный в толпе, кто это слышит.

Какому городу повезет увидеть такой спектакль?

Надо подумать. Вряд ли мы будем внедрять какие-то новшества в спектакли, которые уже идут. Они состоялись, и в них все хорошо. Это должен быть новый продукт. Может быть в Нью-Йорке.

Немного провокационный вопрос: «Вернувшиеся» это все-таки спектакль или шоу?

Я в принципе не понимаю, в чем разница. В Америке все спектакли называются шоу и все шоу можно назвать спектаклями. Мы просто работаем в другом жанре, но мы все равно остаемся в рамках театра. И мне кажется для российских зрителей «Вернувшиеся» – это все-таки спектакль.

Вы постоянно наблюдаете за спектаклем? Сильно ли он изменился за время существования?

Сейчас уже нет. Так было в самом начале, когда я волновался за качество, но потом я успокоился. Спектакль полностью перешел в руки актеров, постановщиков, реквизиторов. Теперь это единый организм, который сам растет, сам развивается. И за этим ростом наблюдать приятно. Особенно, когда приходят новые актеры, готовые совершенствоваться, чтобы влиться в спектакль. Я говорю ни только про второй кастинг, но и про наших звезд: они тоже влюбились в происходящее. Сейчас мне не нужно посещать «Вернувшихся» каждый день для того, чтобы контролировать спектакль, но я бы с удовольствием приходил каждый день как зритель.