Михаил Угаров

Расскажите для истории, как вы впервые прочли пьесу и решили ее поставить.

«Человека из Подольска» нашли сотрудники нашего театра, которые тут же мне ее прислали с криками «Это надо ставить!». Но, поскольку мне таким образом часто отправляют пьесы, я стал ее читать со скепсисом. А когда прочитал, понял, что мне понравилось. Пьеса же очень странная, она ломает все каноны, и у меня этот слом тоже произошел. Так я понял, что это надо делать — ввязаться, как говорится, в драку и потом посмотреть, что из этого получится.

В чем заключается слом канона здесь?

Необычна сама драматургическая схема. Данилов (Дмитрий Данилов, автор пьесы «Человек из Подольска», также номинирован на «Золотую Маску». — Прим.ред.) — прозаик, а с ними трудно. Я несколько раз пытался затащить в драматургию известных прозаиков, но это довольно тяжелая вещь: жанры сильно различаются. А здесь чувствуется, что человек изначально ощущает природу драмы. С одной стороны, заявляется один главный герой — потерпевший и арестованный, но дальше выясняется, что герой на самом деле — мент, который вдруг говорит вещи, которые говорить не должен. То есть это не мент, а что-то другое. Когда я позвал Диму поговорить с актерами, он, отвечая на их вопросы, вдруг начал говорить языком этого мента, что меня заинтересовало. Маркировка «мент» сама по себе негативная: человек под названием «мент» не может сказать ничего, что бы стоило нашего внимания. И вдруг! Вот в этом для меня необычность пьесы. Актерам было довольно трудно привыкнуть к новой драматургической ситуации: к тому, что с человеком нужно просто нормально разговаривать, а не издеваться над ним и злодействовать. Они сначала стали играть полицейских, готовых ударить дубинкой, но, в конце концов, мы все поняли, и тогда стало интересно. Тогда получилось, видимо, то, чего и хотел Данилов.

Расскажите, почему Игорь Стам, номинированный на «Золотую Маску» за роль в этом спектакле, понадобился вам еще и в качестве режиссера?

Мы с Игорем давно работаем, и он особенный режиссер: очень хорошо работает с актерами, сам хороший актер, предлагает интересные решения. То есть он здесь режиссер по актерам, который прекрасно выполнил свою задачу. Он изначально занимался не постановкой спектакля, а партнерами, но, поскольку он сам актер, ему, естественно, очень хочется играть, а эта роль абсолютно ему подходила, так что он ее и сыграл. К тому же, когда у меня есть второй режиссер, я могу в случае надобности пропустить репетицию. Удобная система.

Спрашиваю про режиссуру, так как мне интересно, почему эти полицейские именно такие, ведь в ремарках у Данилова они практически не описаны. Женщина-полицейский, например, в спектакле очень сексуальна и эту сексуальность педалирует. У Данилова же указано просто: «Красивая и ухоженная женщина „без возраста“ с подчеркнуто утонченными внешностью и манерами». Как вы конструировали героев?

Да, Даша сексапильна, но она в этом органична. К тому же, это ни в чем не выражается: она же ни на кого из мужчин там не претендует, а просто вот так существует. У второго мента Михалыча, второстепенного героя, вообще роли не было. Я спрашивал Диму, зачем он нужен. «Ой, ну, чтобы было ощущение, что в полиции еще кто-то есть». Ну, ничего себе задача для актера! Поэтому мы начали роль придумывать. Виктор Кузин, который ее играет, тоже очень хорош. И про женщину я Данилова спрашивал. Он сказал: «Ну, я не знаю. Вот есть мужчины, пускай будет и женщина». То есть Дима писал пьесу интуитивно, но что мне делать как режиссеру? Пришлось решать. Кажется, все вышло хорошо — у нас получились отдельные персонажи.

Разрешите еще одно противоречие. Я смотрела спектакль, читала пьесу и рецензии и на нее, и на спектакль. Критикам кажется, что полицейские разговаривают языком арт-кураторов и ведут себя интеллигентно, на сайте «Театра.doc» в анонсе написано: «Московское отделение полиции превращается в пристанище интеллектуалов». Но полицейские обзываются и машут дубинками, а по их речи складывается ощущение, что они, скорее, просто прочитали статью про Кейджа в «Википедии», потому что им за это пообещали прибавку к зарплате. Почему людям кажется, что они интеллектуалы?

Ну, это просто опознавательные значки: Кейджа знаешь, значит, интеллектуал. Но, вы знаете, такое бывает. Я встречался с людьми из ФСБ, которые оперируют цитатами из Фуко и Деррида. Ощущение, что разговариваешь с человеком, а это фсбшник или парень из Администрации президента, который сидит на регистрации писем. Очень интересный феномен, который меня тоже волнует. У Данилова он схвачен: мы, казалось бы, должны сочувствовать бедному задержанному, но Данилов нас обманывает. Мы же понимаем, что этот герой, собственно говоря, серая скотина, но серая скотина имеет такое же право на сочувствие, как и философ Мишель Фуко, и права личности его должны быть защищены. Это очень занятная ситуация с маленьким человеком — вечным сюжетом русской литературы. Маленький человек был поднят на щит в 19 веке, в 20-м его опустили вниз, потому что эта сволочь совершила революцию, создала НКВД и прочее, а теперь возникла его новая ипостась. На это интересно смотреть.

Отдельно меня интересует, почему эту пьесу считают абсурдной. Я охотно верю, что полицейский прицепится ко мне по любому поводу, хоть по проблемам из «Археологии знания» Фуко, дали бы ему только волю. Эта пьеса скорее иррациональная, но не абсурдная.

Вы правы, абсурд сейчас — в повседневности. Мы очень долго дискутировали на репетициях, потому что актеры начинали чудить, говорили мне: «Ну, это же театр абсурда». Я бился как не знаю кто, объясняя, что нельзя абсурдными средствами играть абсурд. Нужны другие средства. Сегодня это средства обыденности, как во времена Ионеско и остальных абсурдистов, когда никто не писал абсурд, все писали обыденность, только иначе структурированную. Я не считаю, что это абсурдистская пьеса. Это нормальная реалистическая пьеса, просто, может, с допущениями.

Вы ведь сами как раз рассказали, что общались с такими людьми из органов.

Ну, конечно, я же «Театр.doc»! Мой единственный позор в жизни — я никогда не был в автозаке. Для приличного человека сегодня это как-то странно. Мы с Мариной Разбежкиной очень по этому поводу переживаем. Наши студенты, мои сыновья, все были, а мы нет. Почему-то мы не соответствуем. Видимо, мы не вполне приличные.

Когда вы впервые читали пьесу, вы сочувствовали этому парню из Подольска? Ведь там подразумевается, что в каждом из нас есть маленький садист, что и заставляет многих зрителей вставать на сторону полицейских.

Нет, я абсолютно сочувствовал ему, поскольку мы живем в ситуации, когда это может случиться с тобой каждую минуту. Но когда текст был изучен вдоль и поперек, тогда уже стали приходить разные мысли, в том числе те, о которых вы говорите. Конечно, кто-то встает на сторону карательной системы, но не все. В этом и заключается игра — это разделение зала, каждый зритель выбирает позицию. Это очень важно, ведь театр, вообще-то, устроен так, что ты выбирать позицию не волен, потому что ее диктуют драматург и режиссер. А современный театр, в частности «Театр.doc», — это другая история. Здесь ты ставишь оценку, сам выбираешь позицию. Это очень важная социальная, я б даже сказал, политическая функция. За это мы и бьемся. И я рад, что здесь это получилось.

В одном из интервью вы говорите, что вам близка идея Гротовского: «Не я играю роль, а роль меня играет». Не я читаю книгу, а книга меня. Не я смотрю постановку, а наоборот. Как вы работаете с этим, ставя спектакль? Что в этом смысле отличает актера «Театра.doc» от актера другого театра?

Я им просто все время эти тезисы пересказываю, а они — люди с воображением, способны понять, что имеется в виду. Например, Игорь Стам ужасно игручий актер: просто дай волю, и все. Но он понимает, что здесь не тот случай, поэтому я очень уважаю его сдержанность, спокойствие. Про роль Антона Ильина, который играет задержанного, Дима Данилов смешно сказал: это настоящий актерский дзен. Это, правда, отказ от профессии: он сидит, слушает, отвечает на вопросы, никаких актерских амбиций. Но вы же понимаете, что актерам это довольно трудно, они же на этом живут! Вот это и отличает актеров «Театра.doc»: в кастинги я не верю, считаю, что лучше людей сразу бросить в работу, а там быстро становится понятно, кто да, а кто нет. Кто-то органически не может не играть, не кривляться, не шутить, не устраивать «Камеди Клаб». Все это — в крови у большинства сегодняшних актеров, а нашим нравится существовать в другой стилистике, они находят в ней себя.

У вас просто нужно выходить голеньким: нельзя спрятаться за декорацию, за текст Чехова, за грим. Не все же так могут.

Не все, но вот, например, Виктор Кузин пришел совершенно из другого театра, где как раз можно прятаться, клеить бороды. Но он довольно быстро понял стилистику и переключился. Я ему сказал: «Витя, хорошая школа». А он говорит: «Да вы что! Я актер-гопник!». Значит, природа хорошая, раз он это ловит, и ловит очень талантливо.

Ваши актеры часто и говорят, что здесь многое идет от них самих, от их личностей, человеческой органики.

Все так. При этом Игорь, который по природе очень игручий, в нужный момент может это отменить. Я его обожаю, он профессионал, который может работать в одной стилистике, а завтра — совершенно в другой. Большинство современных артистов всегда существуют в одном стиле, который диктуется, конечно, их фактурой, это воспитывают кино и сериалы. А это «Театр.doc», здесь все иначе. Так что Игорь не из тех, кто будет стоять и ждать, когда ему скажут, что делать. Почему важна его режиссура? Потому что это в нем видят его партнеры, даже те, кто вообще ничего не умеет. То есть можно вообще ничего не режиссировать, а быть камертоном: тогда все понимают, как играть, а невнимательных актеров мы сразу убиваем.

Фотография Анны Правдюк