"Попугай и веники", Театр "Кукольный дом", Пенза
У Попугая в пьесе Коляды вообще нет реплик, а в спектакле он становится полноценным героем. Как вы создавали сцены с ним?
Многое было уже прописано в инсценировке Владимира Ивановича Бирюкова. Он нам предложил черновой набросок, на базе которого мы потом создавали сцены. Часть текста была придумана во время репетиций, работали этюдным методом, где-то импровизировали.
Он совсем бесприютный. Как вы для себя объяснили, что он оказался в этой зиме с этими людьми?
Понятно, что персонаж попал не в свое время, не в свою страну. Конечно, ему тяжело существовать на улице, такие условия для него просто смертельны. Но он уже немного адаптировался к российской действительности, где всегда холодно, где все курят и пьют. Где-то бычок найдет, где-то нальют ему, чтобы не замерз.
Как его образ создавали?
Я очень люблю животных и считаю, что у каждого из них есть свой неповторимый характер, в том числе у птиц. А у нас в фойе театра уже давно живет большой попугай Кеша. Он в старом здании театра лет сорок жил, и в новом столько же живет. Мы с ним разговариваем, он отвечает, правда, не по-человечески. Говорю ему: «Кеш, давай рассказывай», – начинает болтать что-то без остановки. Он смешной, лапку дает – здоровается так. Я сделал ему недавно новую большую клетку, она ему нравится: начал наконец-то ходить, лазить в ней. Когда выпускаем его, ходит по фойе довольный, хулиганит: грызет все деревяшки, провода. Вот он у нас есть, и еще штук двенадцать маленьких попугаев живут в отдельной клетке в фойе.
Так это такое количество театральных попугаев повлияло на выбор пьесы режиссером?
Не факт. Но, например, Бирюков знал, что я на аккордеоне играю, и это вошло в спектакль. Я не только актер, но еще работаю в цехах. Вот, Бабка, например, курит в спектакле, куклы катаются по рельсам – эти механизмы я сделал. Куклы для этого спектакля пришли уже готовые, но механизм был несовершенен, часто ломался, мы придумали другой. Опять же, если случаются какие-то поломки, мне приходится их устранять, ремонтировать механику кукол, декорации, так как я выезжаю с театром на гастроли.
Вы научились этому из-за необходимости во время работы в театре кукол или уже пришли с этим?
А я строитель по характеру, дома строил: знаю все от канализации до крыши. А, вообще, я скрипач. Вернее, у меня в руках много профессий: и музыкант – за спиной восемнадцать музыкальных инструментов, и педагог – преподавал режиссуру, и драматический актер – двадцать лет отработал в театре «Дом Мейерхольда» и сейчас еще там играю несколько ролей.
А в «Кукольный дом» когда попали?
Пять лет назад, так сложились обстоятельства. Тогда впервые взял в руки куклу, не знал вообще, с какой стороны правильно к ней подойти. Сначала боялся кукол, а потом начал их делать, понял, как они устроены, и стало работать проще.
Мы в театре часто животных играем, особенно в спектаклях для детей. Но сюжеты разные, и характеры у героев разные. Сначала ищешь характер, только тогда понимаешь, каким голосом нужно говорить, как его подавать, какой он: злой, хитрый, глупый.
А какой у вас Попугай?
Явно не злой, просто одинокий. У него кроме Бабки-хозяйки никого больше нет. Он бы очень хотел жить где-нибудь в теплой комнате, сидеть на подоконнике и смотреть в окно. Но действительность вот такая – улица и холод. Он ее воспринимает как может, радуется за хозяйку, расстраивается, если она его не понимает. Живет какой-то своей жизнью, что-то собрает, наверное, у себя под ящиком – какую-нибудь соломку – и иногда там спит.
Бабка же продает все, что нашла, его тоже где-то нашла, или, может, кто-то выкинул. А животные же привязчивые к людям: им абсолютно все равно, какой ты – пьяный или злой, они всегда будут рядом. Попугаи, наверное, тоже.
Есть у него какая-то надежда?
В этом спектакле все живут надеждой. У меня в «Доме Мейерхольда» был герой Кот Мурр Гофмана, и он говорил, что надо уметь вспоминать прошлое, думать о будущем и жить настоящим. Вот жить настоящим, наверное, самое сложное.
А о чем для вас этот спектакль?
Я помню, как мы жили в 90-е, была абсолютная безысходность. И от спектакля пахнет этой безысходностью. Кто-то ушел тогда за выгодой, кто-то остался верен своей профессии. Я считаю, это самое главное, потому что изменять своей профессии, как и своей семье, – самое последнее дело. Мы с теми характерами, которые вкладывали в персонажей, пытались оставить надежду на какие-то изменения в будущем. Хотя понятно, что герой вряд ли бросит пить, понятно, что жена его будет нервничать, Бабка старая – тоже недолго протянет, а Попугай без нее никому не нужен.
Когда куклы застывают в конце, есть ощущение, что все они окоченели, умерли. Когда заканчивается спектакль, у нас зрители иногда делают селфи – чувство, что они пришли на кладбище. Но финальная мизансцена, когда их засыпает снегом, и все уходит в темноту, мне кажется, как раз о том, что мечта осталась. Ведь какой смысл жить, когда нет надежды?
