"Пассажирка", Театр оперы и балета, Екатеринбург
Музыка «Пассажирки» во многом речитативна и, возможно, лишена той красоты и мелодизма, к которой привыкло большинство ценителей оперы. Как вы считаете?
Соглашусь. Музыка здесь мелодекламационная, близка человеческой речи. По себе могу сказать, что сейчас, спустя год с премьеры, ты ощущаешь всю магию этой партитуры, ее особую красоту.
Ваша оперная героиня, Анна-Лиза Франц – сильная женщина со стальным характером. Изменилось ли что-то в вас самой в процессе работы над этой ролью?
Возможно, во время репетиций я стала раздражительнее или более злой. (Смеется). Я по характеру человек энергичный, жизнерадостный, похихикать и пофлиртовать люблю, но могу быть и довольно жесткой. Поначалу в работе над Лизой я помню как заставляла себя полюбить ее. А потом в какой-то момент я почувствовала ее слабость. Для меня она слабая женщина.
Вы сочувствуете ей?
В какой-то степени. «Пассажирка» – это ведь еще и история о двух женщинах, которые оказались по разные стороны баррикад. Лиза одержима властью, а власть – это испытание, и ты либо проходишь его и остаешься человеком, либо нет.
Одна моя подруга рассказывала, что не смогла сдержать слез в финале оперы. Подозреваю, что и в процессе работы над «Пассажиркой» не все справлялись с колоссальным эмоциональным напряжением. Так ли это?
Было непросто. Особенно когда ты ежедневно в процессе работы погружаешься в атмосферу концлагеря и «надеваешь» на себя эту роль. Каждый день ты видишь коллег, с которыми работаешь, видишь их глаза и как они смотрят на тебя – со страхом и ненавистью. Но я старалась абстрагироваться от всего этого.
Вы как бы хотели взглянуть со стороны на вашу героиню?
В любом спектакле нет полного растворения, скорее это я в предлагаемых обстоятельствах. А как бы я поступила? Это я и мои эмоции, мое тело. И с этим уже работаешь в зависимости от того, что хочет режиссер.
Даже если режиссер ставит совсем странные на первый взгляд задачи?
Меня этим не испугаешь. Я начинала с режиссерского театра. Помню, когда я только пришла еще в Пермский театр и работала с Георгием Исаакяном, нужно было петь одно, а подразумевать и делать абсолютно другое. Иногда это было трудно, но всегда безумно интересно.
Связь с пермскими коллегами поддерживаете?
Разумеется. Пою спектакли. Всегда езжу на премьеры к друзьям, если есть возможность. Кроме того, пермский театр – мой первый театр, и там я чувствую себя всегда комфортно.
А с Теодором Курентзисом в Перми вы работали?
С Курентзисом я работала в двух постановках – «Свадьбе Фигаро» и «Cosi fan tutte» Моцарта.
Не показалась вам неожиданной его интерпретация Моцарта?
Для меня он лучший интерпретатор музыки Моцарта. Наверное, для его эстетики у меня крупный голос, но это был колоссальный опыт.
Что думаете о недавней «Травиате» Курентзиса с Бобом Уилсоном?
К постановке я весьма прохладно отношусь, это не близко мне. А вот музыка – это просто чудо. Теодор нашел какие-то неожиданные и удивительные вещи в музыке Верди.
Наверное, это всегда интересно, когда знакомое сочинение неожиданно получает новую трактовку.
Вообще, как мне кажется, любой хороший музыкант стремится к своей собственной интерпретации. Самые яркие впечатления у меня от работы с Теодором Курентзисом, Евгением Бражником и Александром Анисимовым, которые всегда делают собственные трактовки. «Онегин» у Анисимова – просто блеск. А сцена бала? Я такого ни у кого не слышала!
В каком репертуаре вы чувствуете себя наиболее комфортно, русском или европейском?
По голосу мне всегда было удобнее петь европейский – Доницетти, Беллини. Жаль, что эта музыка не так часто у нас ставится.
А Верди или Пуччини?
«Тоска» Пуччини мне интересна. Люблю ее, прямо вот до сих пор переживаю, что сняли спектакль, не напелась еще. (Смеется).
Современная опера? Не думали попробовать себя в более радикальном репертуаре, стать этакой «русской Барбарой Ханниган»?
В плане современной музыки бывают предложения. Но держать такую музыку в репертуаре требует большого труда.
Легко ли вы вообще соглашаетесь на такие эксперименты?
Да, я легка на подъем. Но, конечно, современный репертуар имеет свою специфику. Как-то несколько лет назад один композитор пригласил меня в Финляндию на фестиваль современной музыки. Я пела там цикл на стихи Ахматовой с МАСМ (Московский ансамбль современной музыки – прим. ред.), еще несколько номеров с Дрезденским оркестром, который специализируется на современной музыке. Самое интересное, что ноты мне прислали без аккомпанемента и там было много диких скачков, больше двух октав. И если с МАСМ мы еще порепетировали в Москве, то с оркестром фактически была одна репетиция. Помню, там целая страница a capella была с этими скачками, после которой мне нужно было совпасть с оркестром, и немец-дирижер очень удивлялся, как я это пою без абсолютного слуха. Забавно.
Когда вы готовитесь к концерту или спектаклю, слушаете какие-то записи, или наоборот, стараетесь абстрагироваться?
Подражать не люблю. По большому счету, у меня и кумира-то никогда не было. Сначала, разумеется, нужно выучить партию, поискать что-то свое и только потом включить чью-то запись. Иногда слушаешь певиц, некоторые так интересно фразируют, даже сразу хочется что-то содрать (смеется). Ведь понимаешь одна голова хорошо, а две – лучше, ну а если три, четыре, пять – совсем хорошо.
А кто из певиц сейчас в вашем плейлисте?
Слушаю сейчас Ширли Верретт. В свое время мне ее посоветовал Илья Кухаренко. Еще мне нравится Малена Эрнманн. Она замечательная. Что она вытворяет на сцене в «Альцине»… Та еще хулиганка!
А бывает, что вы тоже хулиганите или дурачитесь в спектакле?
Ну а как же! (Смеется). Хор всегда ждет моей Хабанеры в «Кармен». Я пою этот спектакль уже пятнадцать лет, представляете каково? Такой день сурка! Хор добросовестно ждет, что же нового я придумаю в мизансценах Александра Тителя (режиссер – прим. ред). А я каждый раз привношу что-то новое, неожиданное. Мужички хоровые стоят и ждут к кому подойду, что сделаю.
Кармен называют вашей коронной партией.
Это тот спектакль, в котором я чувствую себя как рыба в воде и могу петь его в любом состоянии.
Что для вас важно в партнерах по спектаклю? С кем комфортнее всего работать?
Эмоции. За этим люди и приходят в театр. Поэтому когда перед тобой просто «поющий холодильник», а не актер – мне не интересно. Для меня важно, чтобы партнер видел тебя, ловил твои импульсы. Однажды у меня был такой партнер, которого я даже боялась. Мы с ним встретились в «Кармен» без репетиций. Он был такой темпераментный. Ух!
Вы помните ваши первые детские впечатления от оперы?
В оперу меня водила в детстве мама, но не помню, чтобы я проявила интерес к ней. Когда училась в музыкальной школе, и не думала серьезно музыкой заниматься. Но, что называется, шандарахнуло меня в один вечер. Тогда, помню, по телевизору пела Тамара Синявская, и пела она оперетту. Это был как щелчок. И все. Я поняла: хочу именно вот этого. Хочу петь, на сцену!
Над какими партиями вам предстоит сейчас работать?
Сейчас учу Иокасту из «Царя Эдипа» Стравинского. Это будет концертное исполнение под руководством Валерия Платонова в Пермском театре, фактически сразу после Маски. Нужно будет успеть перестроиться. Но я не переживаю, я человек азартный, трудности меня заводят.