"Барабаны в ночи", Театр им. А.С. Пушкина, Москва
Вы второй раз работаете с Юрием Бутусовым. Чем отличались репетиции «Барабанов в ночи» от репетиций «Доброго человека из Сезуана»?
Конечно вообще все спектакли любого режиссера, отличаются друг от друга, потому что над ними работают разные люди - и ты сам с ними разный. С Юрием Николаевичем каждая репетиция – это сюрприз. Вроде мы всегда работаем одинаково, но каждый раз немножко иначе. Материал отличается, мы меняемся, взрослеем, мир вокруг становится другим. В нашей команде появились новые артисты - Тимофей Трибунцев принес свою энергию.
В спектаклях Бутусова очень много музыки. Он сразу предлагает какой-то плейлист?
Юрий Николаевич музыкально одаренный человек. Не знаю, как он подбирает музыку, где находит, но невероятно, до какой степени она подходит к нашим ощущениям. На репетициях он часто включает какую-то музыку, и многим в театре кажется, что мы еще не начали. Иногда он приносит нам песни, которые подходят под его эмоциональное состояние в данный момент. Мы их слушаем, подхватываем, начинаем фантазировать. Это может продолжаться пару часов: играют песни, мы ходим, сидим, лежим, придумываем этюды. Бутусов не всегда сам понимает, как решать некоторые отрывки, он предлагает всем вместе решить ребус, дает «музыкальные подсказки»… Неважно, о чем песня, какую историю она рассказывает, важно ее настроение, ее наполненность определенными эмоциями. В какой-то момент я замечаю, что мой коллега что-то делает и присоединяюсь к нему, так, постепенно, у нас складывается сцена.
С Бутусовым очень интересно репетировать, но надо всегда быть очень внимательным, потому что не знаешь, где и когда родится эпизод, который войдет в спектакль. Никогда не было так, чтобы он хлопнул в ладоши и сказал: «Начали!», а через пять часов: «Закончили!». Мы долго репетируем и случается, что, уже расходясь, встречаемся на лестнице и… внезапно понимаем, как надо делать диалог! Возвращаемся и делаем! После таких репетиций испытываешь необыкновенный восторг, хотя не всегда можешь объяснить, о чем сцена и как она получилась. Начинаешь говорить, и получается глупость. Но ощущение волшебства, чуда, по-моему, важнее слов.
Вы читали эту брехтовскую пьесу раньше?
Нет. Впервые я с ней познакомилась на читке: Юрий Николаевич собрал нас, «своих» актеров, и прочел. Честно говоря, она тогда не произвела на меня сильного впечатления. Какие-то вещи мне понравились, но восторга не было. Я думала, что это не слишком удачный материал, и не знала, как мы будем его делать. Но со временем, уже на репетициях, что-то начало проявляться, и все яснее я понимала, что пьеса прекрасная.
А ваш персонаж, Манке, представлялся интересным?
В начале работы над спектаклем мы не знали, кто кого будет играть. Читали, пробовали, искали. Делали этюды. Я даже не помню, когда за мной окончательно «закрепилась» роль. Была какая-то репетиция, когда он вдруг «родился», и мы все вместе начали его придумывать, развивать.
У всех персонажей «Барабанов в ночи» сложно с определением гендера. Ваш Манке – не мужчина и не женщина, этакое бесполое существо...
Да, потому что важно не кто это – мужчина или женщина, а то, какую тему он несет. Этот мальчик говорит возвышенные вещи, он немножко ребенок, немножко над нами всеми. В итоге получилось, что Манке – не какой-то конкретный человек или характер, а сгусток энергии, эмоций.
Вы как-то знакомились с экспрессионистской эстетикой?
Смотрели много работ Эгона Шиле. У нас в репетиционном зале даже висел его автопортрет – наш символ. Я смотрела «Кабаре» Боба Фосса, потому что, думаю, там есть нечто родственное брехтовской пьесе, его эстетике. Все это помогало понять энергетику, природу чувственности «Барабанов».
Бутусов работает с энергиями – и с актерскими, и со зрительскими. Вы чувствуете, как зал принимает спектакль?
Сложный вопрос... Безусловно, иногда чувствуется, что зал полностью «подключен» и на сцену будто идет волна. Но бывает и по-другому: часто сначала зал не принимает, не понимает, недоумевает, даже негодует. А потом, в какой-то момент, ты ощущаешь, что все меняется. Самый яркий момент – это финал спектакля, когда мы играем на барабанах и включается свет. Тогда я уже вижу лица зрителей, вижу, что они поддерживают наш ритм. Как будто соединяются две стихии: стихия актеров и стихия зрителей. Мне это очень нравится, это настоящий катарсис!
Еще очень важно, что после спектакля мне пишут сообщения совершенно незнакомые люди. Когда хорошие слова говорят коллеги, это, конечно, здорово и ценно, но когда пишет «простой зритель», то я чувствую, что не зря занимаюсь профессией, что мы не напрасно вместе собираемся и вкладываем столько труда в создание спектакля.
