"Билли Бадд", Большой театр, Москва
Вашего персонажа из «Билли Бадда», Джона Клэггарта, иногда сравнивают с вердиевским Яго. А с кем его сравнили бы вы?
Да, я тоже видел, как между Клэггартом и Яго проводят параллель. Есть немало теорий о том, что Яго одержим Отелло в сексуальном плане – как Клэггарт одержим Билли. Но хотя Клэггарт и совершает злодеяние, я не думаю, что он такое же воплощение зла, каким показан Яго.
У Яго при этом есть отношения с Богом, хотя и своеобразные; Клэггарт же обращается только к абстрактным вещам: «Прекрасное, совершенное, доброе...» – то есть, по сути, имеет дело только с собой самим.
Но Клэггарт тем не менее вступает в сделку с дьяволом и не просит у Бога прощения. Он поклоняется совсем другой троице: собственная голова, сердце и пах – вот его три отправные точки. Центр его вселенной – исключительно он сам. Он солипсист. Главный его грех – гордыня. И человечности ему хватает ровно на то, чтобы ненадолго внушить Новичку, что все будет хорошо.
Не социопат ли он в таком случае?
Однозначно да. Есть ощущение, что не все его поступки продиктованы волей – иногда он просто не может себя контролировать. Что-то является его сознательным выбором, что-то нет. Он не может сублимировать свои желания, как капитан Вир, который чем больше чувствует себя уязвимым, тем больше погружается в чтение книг.
Капитан Вир и Клэггарт в опере во многом повторяют друг друга. Это потому, что все происходит в воспоминаниях Вира, где Клэггарт – другая сторона личности самого капитана?
Да, мне кажется, они зеркальные отражения друг друга. Они воплощают вагнерианскую идею противопоставления светлого и темного, где Вир – свет, а Клэггарт – тьма. При этом они – две стороны одной монеты, и это сделано неспроста. Мне бы очень хотелось, чтобы в спектакле это читалось четче, поскольку так опера воздействовала бы на слушателя еще сильнее, особенно на того, кто слышит ее впервые.
Не все оперы, в которых я пел, мне хотелось бы поставить самому, но в «Билли Бадде» (и в «Похождениях повесы» Стравинского, и в «Замке герцога Синяя Борода» Бартока) есть кое-что, что мне хочется попробовать пропустить через свой личный опыт.
В этом сезоне вы участвовали еще в одной постановке «Билли Бадда» – Пражский национальный театр организовал чешскую премьеру этой оперы в постановке Даниэля Шпинара. Каково вам было в Праге по сравнению с Москвой?
В Большом театре мы в этот раз работаем спокойно и размеренно, чему я после Праги очень рад, поскольку там у меня многое вызвало вопросы.
Здесь мне очень нравится обстановка: наш концертмейстер Артем Гришаев замечательно играет, отлично понимает оперу и исправляет все, что идет не так; все понимают подоплеку «Билли Бадда»; есть кому проследить за качеством английского произношения.
В Праге ставилась первая, четырехактная редакция оперы – дирижер Кристофер Уорд любит ее за эффектную концовку первого акта, где капитан Вир поет арию, которой в нашей двухактной версии нет. А переключаться между двумя редакциями непросто – партия моего персонажа в них отличается. Еще у нас был отличный хореограф Радим Визварый, и в спектакле участвовали акробаты из местной цирковой труппы Losers Cirque Company – замечательные ребята, готовые к любым экспериментам, настоящие мастера своего дела. Взаимодействовать с ними было безумно интересно: они поднимали меня в воздух, носили на руках, переворачивали – такого в моем опыте еще не было. А что до постановки, то каждый режиссер обычно разрабатывает самую животрепещущую для себя тему, и для большинства эта тема связана с травмирующим опытом детства. Вот только не у всех детство было достаточно интересным.
Тем не менее, чешские критики хвалили спектакль так, словно ничего лучше никогда не видели. Британская пресса была куда более сдержанной.
В нынешней серии показов «Билли Бадда» в Большом театре что-нибудь изменилось по сравнению с предыдущими?
Когда мы репетировали, оркестр играл от всей души, и играл просто великолепно. Работать в такой атмосфере одно удовольствие.
На этот раз мне повезло более тесно поработать с Максин Брэм, нашим режиссером по пластике. Она заставила мне по-новому взглянуть на спектакль и дала возможность больше экспериментировать на сцене. Это очень непредвзятый, отзывчивый и мудрый человек с очень четким пониманием цели своих действий.
В этот приезд я столкнулся еще кое с чем. Один из моих местных коллег наконец-то осознал, о чем наша опера, и не был этому рад. Он даже уточнял у других, что там к чему, и когда осознал правду, она его шокировала. Он стал вести себя со мной иначе. Отдельно его поразило, что остальные не просто знают, о чем опера – некоторые даже совпадают в предпочтениях со своими персонажами. Я, в свою очередь, тоже удивился, поскольку работать с этим человеком было очень приятно, а судя по тому, что он делал как артист, он выглядел человеком вполне продвинутым.
Все-таки поразительно, что находятся люди, которые в самом деле верят, будто «Билли Бадд» – опера про зависть, и продолжают так считать даже после того, как на сцене им показали, как обстоят дела в действительности.
Но больше всего мне хочется сказать, что для меня, родившегося в Израиле украинско-литовского еврея и гомосексуала, участие в московском «Билли Бадде» оказалось фантастическим опытом. Петь эту прекрасную оперу в этом городе, в этом театре, в этой стране – невероятная честь, за которую я безумно благодарен.
