«Чаадский», Театр «Геликон-опера», Москва
Сейчас создание новой оперы «с нуля» — это редкость? Сможет ли «Чаадский» конкурировать с «вечными» Моцартом или Верди и прочими гениями прошлого?
У каждого времени своя музыка. Во времена Вивальди не было Бетховена. Во времена Бетховена был и Вивальди, и Бетховен, но не было Брукнера. Во времена Брукнера был и Вивальди, и Бетховен, и Брукнер, но не было Шостаковича. На сегодняшний день мы самые богатые из слушателей на земле, потому что у нас есть и Вивальди, и Брукнер, и Бетховен, и Шостакович, и к тому же еще музыка наших современников. Мне кажется, нужно наслаждаться этим богатством, не задумываясь о том, насколько современный автор может конкурировать с Моцартом. Cчастье, что они оба есть. Тем более, как известно, и Брукнера, и Бетховена современники иногда совсем не жаловали.
В вашем арсенале богатый классический репертуар. А вот если говорить о современной музыке, о музыке ныне живущих композиторов, работа над «Чаадским» — ваша первая работа с подобным материалом?
С консерваторских студенческих времен я дружу с кафедрой композиции московской Консерватории. Я искренне убежден, что создание новых произведений, поддержка молодых (и не только) ныне живущих композиторов — это одна из важнейших задач интерпретатора исполнителя. Вспомните, какой всплеск виолончельной литературы вызвало появление на концертной эстраде Ростроповича, а скрипичной — Ойстраха. Трепетная творческая и человеческая дружба связывает меня со многими современными композиторами. Постоянная «работа с композитором», как говорил Тихон Николаевич Хренников, всегда в моей жизни занимала значительное время. Так повелось, что это не только молодые исполнители (одним из первых исполнителей популярнейших нынче Курляндского и Сюмака по воле судьбы как раз был я), но и маститые мэтры.
В театре мне повезло выпускать спектакли Владимира Кобекина, Александра Журбина, Леры Ауэрбах, Лены Лангер с грифом «мировая премьера». Поэтому согласие принять участие в постановке оперы «Чаадский» — это продолжение намеченной линии в творчестве. Ничего неожиданного.
Удалось ли вам найти собственную трактовку музыки Маноцкова, или при живом композиторе нельзя позволять себе вольностей и следует придерживаться трактовки автора?
Собственная трактовка, собственное отношение к материалу, собственное видение музыки необходимо всегда, и не важно, умер композитор 200 лет назад или умрет (дай Бог здоровья) через сто лет. Не должно быть в этом «экстремизма», но если произведение не стало «твоим», если ты не погрузился в него всем своим существом, стыдно выходить за пульт.
Комфортно ли вам было работать с режиссером Кириллом Серебренниковым? Герои на сцене часто вынуждены балансировать, носить друг друга на руках, висеть, цепляться. Не мешали ли эти режиссерские приемы звучанию и музыке?
Оперный певец XXI века — далеко не то же, что оперный певец XVIII века. Современная театральная жизнь требует от артиста быть абсолютно синтетическим актером. Просто петь — условие по-прежнему необходимое, но уже давно не достаточное. Именно поэтому ведущие театры давно воспитывают в своих стенах прежде всего певцов-артистов, способных решать сложнейшие режиссерские задачи, и это давно не является каким-то геройством или чем-то особенным.
