"Братья Карамазовы", Театр-студия "Небольшой драматический театр" и Российский государственный институт сценических искусств, Санкт-Петербург
«Братья Карамазовы» – выпускная работы ваших студентов. Ожидали ли вы, что ее может отметить «Золотая Маска»?
Когда ты выпускаешь спектакль, ты об этом не думаешь. То есть, вообще говоря, как-то подсознательно, ты ощущаешь, что спектакль заметят, и, может быть, на что-то надеешься. Но это чувство возникает из-за того, что ты знаешь, что вложился в работу.
В одном из интервью вы говорили, что ставите Достоевского, потому что студенты к нему тянутся. Что их в нем привлекает?
Не знаю точно, но думаю, высокая степень накала страстей. Все начинается сразу с тысячи градусов. Потом, у Достоевского даже в эпосе есть скрытый драматизм. Вот это, полагаю, и привлекает студентов.
Роман очень многослоен, какая смысловая линия для вас была главной?
Линия семьи.
А как же линия Бога, которая для Достоевского является основной?
Линия Бога как раз очень тесно связана с линией семьи.
Вы Достоевского не очень любите, насколько я знаю. Но, так или иначе, в спектакле приходится взаимодействовать с автором. Как вы можете охарактеризовать это взаимодействие?
Как полемику, размышление.
Если бы Достоевский был жив, ему бы понравился ваш спектакль?
Об этом трудно говорить. Хотя, конечно, я думаю, ему бы вряд ли понравилось. Он был автором из привередливых.
С какими трудностями вы столкнулись при постановке?
Основная трудность была педагогическая. Потому что, для того, чтобы играть этот спектакль, надо обладать определенным уровнем профессионализма. А мои артисты были на тот момент еще зеленые.
Были ли у вас разногласия в видении героев с артистами?
Да нет, у меня не бывает обычно разногласий ни с зелеными, ни со взрослыми артистами. Потому что мы ищем вместе. Я не давлю на них. Они, как мне кажется, ощущают мое лидерство в хорошем смысле слова. То есть они ощущают, что я умею немножко больше и оттого берусь их вывести из темного леса. Темным лесом я называю пьесу.
Но ведь какие-то спорные ситуации по ходу работы, наверняка, все равно возникают? Как вы обычно их разрешаете?
По-разному: иногда убеждаю, иногда выжидаю, пока они сами поймут, провоцирую. Иногда обманываю, но думаю, что обман во благо.
А как родилась идея для последней сцены? Это было совместное с актерами решение или ваша задумка?
Не помню. Когда выходит спектакль, я думаю, что все, что сделано, – это я, а актеры думают, что это они. Хотя и то и другое справедливо.
Довольны ли вы сейчас своей постановкой?
Я никогда не доволен своей работой полностью. Но думаю, что я вложился и что-то получилось.
Вы счастливый обладатель сразу четырех образований, после театрального вы пошли в медицинский. Чего вам не хватило в театре? И оказали ли другие специальности влияние на ваши театральные работы?
Медицина интересовала меня всегда. Кроме того, мы, говоря о своем подходе к театральной работе, все время обращаемся к психофизиологии и клянемся ею, но при этом не представляем себе ни того, что такое психика, ни того, что такое физиология.
А еще медицину я изучал в самом начале 90-х. Тогда было мало понятно, что кому нужно. Особенно было не ясно, нужен ли кому-нибудь театр?! Поэтому я решил поплыть в еще какую-то из сторон.
Как-то меня как режиссера медицина, безусловно, обогатила, однако мне трудно сформулировать как.
Почему же вы все же не пошли во врачебную сферу, когда закончили образование?
Потому что любая отрасль человеческого знания и умения требует человека целиком. А к тому моменту я был уже в гораздо большей степени режиссером, чем врачом.
Фото: nebdt.ru
